Однако и Ульрика-Элеонора недолго была королевой Швеции: она уступила корону своему мужу Фридриху, герцогу Гессен-Кассельскому, а сама ушла в частную жизнь. Тем не менее запорожские казаки, узнав о смерти Карла и о вступлении на престол Ульрики-Элеоноры, послали последней «благоприятный» лист, в котором, выразив свое сожаление о преждевременной смерти славного короля, поздравляли Ульрику-Элеонору с принятием скипетра. Вместо королевы отвечал запорожцам сентября 25-го дня король Фридрих I собственным письмом, в котором он выражал полную готовность оказывать запорожцам милость и склонность во всех их вольностях и делах.
С письмом Фридриха I послан был к запорожцам Федор Нахимовский, который отправлен был собственно к хану в Крым, оттуда к силистрийскому паше в Хотин и по пути должен был доставить королевское письмо запорожским казакам. По прибытии в Сечь Нахимовский должен был словесно сообщить всему войску о рассылке к разным монархам писем шведского короля, о тех пунктах, какие написал Орлик в инструкцию королевским послам и полномочным Украины обеих сторон Днепра, о всех приготовлениях и военном союзе, какой составляется европейскими монархами против русского царя и с какими средствами союзники думают в предстоящее лето выступить на войну. Отправляя в такой далекий путь своего посланца, Филипп Орлик просил запорожских казаков оказать ему помощь благополучно доехать в Крым и из Крыма к силистрийскому паше для доставки королевских листов.
Вместе с Федором Нахимовским выехали из Стокгольма Григорий Герцик, Федор Мирович и несколько человек комиссаров от короля. До возвращения Нахимовского из Крыма все спутники его должны были оставаться в городе Варшаве и хлопотать о привлечении польского короля к союзу для борьбы против русского царя и о доставлении запорожскому войску клейнодов от польского короля. Марта 19-го числа генеральный есаул Федор Мирович написал из Варшавы запорожским казакам письмо, в котором уведомлял низовых товарищей о том, что за смертию короля Карла XII, убитого под Фридрихсгалем, всем украинцам стало «барзо трудно» в Швеции, почему они съехали в Польшу. Пребывая телом в Польше, Мирович принадлежит душой и сердцем отчизне, Малороссии и Запорожью.
Однако в Польше малороссиянам-эмигрантам не было так безопасно, как в Швеции. Так один из товарищей Нахимовского Григорий Герцик был арестован при варшавском дворе русским резидентом князем Григорием Долгоруким и отправлен в Россию. Что касается самого Нахимовского, то хотя он и избежал участи Герцика и даже успел съездить в Крым, но успеха в своей поездке не имел, и крымский хан дал ему такой ответ, что без соизволения султана он отнюдь не будет воевать с московским царем.
В самой Сечи также далеко не все готовы были поднять оружие против русского царя, и первый открыто заявил о том кошевой атаман Иван Малашевич: «Вот видите, паны молодцы, что об нас и другие государи стараются, но только я вам объявляю, что хотя и клейноты будут, но кто хочет, пусть идут куда угодно, а я ни с места не ворохнусь; пусть себе дерутся или мирятся, нам до того дела нет – нам надобно сидеть тихо; а кому надобны будем, те нас сыщут». Впрочем, между запорожцами нашлось немало лиц, которые иначе отнеслись к Филиппу Орлику: приняв послание Орлика, они ответили на него очень теплым письмом и вручили его Федору Нахимовскому для доставки в Стокгольм гетману. В том письме запорожцы признавали Орлика «притоманным» своим вождем, выражали ему свою приязнь и любовь и ценили его за то, что он ради «публичных дел и общей пользы малороссийского народа удалился в чужой полуночный край».
Ответное письмо запорожцев застало Филиппа Орлика еще в Стокгольме, где он оставался до 11 октября 1720 года. Орлик нашел письмо вполне благоприятным для себя и, желая принести истинную пользу своей отчизне и всему малороссийскому народу, а также желая быть поближе к запорожскому войску, оставил, с королевского соизволения, столицу Швеции Стокгольм, перебрался через море и в ноябре месяце прибыл в силезский город Бреславль. Перед отъездом из Швеции Орлик выпросил у королевского величества несколько писем до цесарского величества и до королей английского и польского, до Блистательной Порты Оттоманской, до наяснейшего хана крымского, до других державных особ. Прибывши в немецкую землю, Орлик некоторые из королевских писем разослал по назначению, имея целью составить сильный союз монархов против русского царя. Из Бреславля он обещался приехать в Сечь и соединиться с «добрыми молодцами, милой братией своей». А пока просил всех добрых молодцов и кошевого атамана Ивана Пилипова отнюдь не слушаться ложных московских обещаний и свое мужественное сердце от них отвращать, твердо помня о том, что когда, не дай Бог, «неприятель» уловит войско запорожское своими прелестями и перетянет на свою сторону, то тогда казаки подлинно себя в вечную неволю отдадут, и весь народ погубят, и перед целым светом свою слабость покажут.
Все эти сношения запорожцев с королевой Ульрикой-Элеонорой, королем Фридрихом I и Филиппом Орликом странно вяжутся с теми неотступными и слезными просьбами, с которыми запорожцы обращались к русскому царю о принятии их под протекцию России. Объяснить это можно только временным настроением запорожского войска и симпатиями нового кошевого атамана Ивана Пилипова, который, вероятно, в совершенно ином духе влиял на некоторых из казаков, нежели Иван Малашевич, прежний кошевой атаман.
Сношения запорожских казаков с Филиппом Орликом не остались тайной для царя Петра и, назначая в конце 1720 года комендантом города Полтавы и крепости Переволочны полковника Скорнякова-Писарева, царь отдал приказ, чтоб «малороссияне на Запорожье с товарами и ни с чем другим не ездили, а крымцы с собой запорожцев не привозили; запорожцы, ни для чего в города не пропускались, кроме тех, которые будут приходить к царю сами с повинною».