История запорожских казаков. Военные походы запоро - Страница 64

О таком положении дел гетман сам донес в Москву. На запорожцев он не имел никаких поводов роптать и показывал полное доверие к ним. Так, около этого времени из Москвы на имя гетмана послана была грамота для передачи ее в Сечь с приказанием Кошу отпустить в «надлежащий путь» царского толмача и крымского гонца. Но гетман, ввиду того что к нему донеслась весть о добром намерении запорожцев мирно и без замедления отпустить обоих посланцев, нашел нужным царскую грамоту удержать у себя и послать ее в Кош только тогда, если бы запорожцы вздумали почему-либо задержать у себя обоих гонцов.

Но запорожцы думали теперь о другом и, поощряемые удачным походом собственных ватажан против азовских людей, снова поднялись против басурман. На этот раз ими руководил Иван Шарпило, то есть сам кошевой атаман. Соединившись с отрядом донских казаков, Шарпило вышел из Сечи с 700 низовых казаков и двинулся в урочище Чангар. Там он разгромил какой-то татарский городок, выдержал кровопролитную битву на Молочных Водах от нурредин-султана, отнял у неприятелей 7 пушек, захватил в плен несколько мусульман и под конец навел такой страх на крымских татар, что сам нурредин-султан, собравшийся было на Слободскую Украину войной, принужден был чрез то отложить свой поход.

Не удовольствовавшись походом на Чангар, тот же кошевой в начале осени ходил на какой-то город Паланку, вместе с отрядом малороссийских казаков. Отбив у басурман немалое число конских голов, овец и рогатого скота, но не успев, вследствие погони со стороны врагов, со всей добычей вернуться в Запорожскую Сечь, Шарпило расположился в урочище Ольхи, у низовьев Днепра. Из урочища Ольхи он несколько раз ходил, ради тех же промыслов против басурман на урочище Стрелицу, но, не имея языка, не мог опустошить того пути. После этого неприятели подстерегли казаков и внезапно напали на них; Шарпило, побившись против басурман, нашел за лучшее вернуться в Сечь. Но в Сечи этот поход не понравился казакам, и потому атаман Шарпило тотчас по прибытии в Кош лишен был атаманской булавы и вместо него выбран Петро Прима, он же Примась.

Новый кошевой атаман, собрав незначительный отряд казаков, той же осенью повторил низовой поход против басурман, но, не поддержанный вовремя Мазепой, значительных успехов не имел. Дав султанам «по кавалерству» отпор, кошевой, вследствие ничтожности своих сил, не мог сломить всех басурман и без добычи вернулся в Сечь. Пробыв в течение всего лета в воинском походе и потому не успев заготовить ни пропитания для людей, ни корма для лошадей, кошевой Примас по прибытии в Сечь нашел нужным декабря 8-го дня написать гетману Мазепе письмо и в том письме просил его принять в украинские города 300 человек запорожских казаков для прокормления их на время зимы.

Далеко не по вкусу пришлась Мазепе такая просьба кошевого Примаса, и он долго, по его собственным словам, «сокрушался и высушивал свой мозг» над тем, как бы «привести запорожцев в такой чин», чтобы они не составляли тягости для жилых украинских людей, и под конец назначил 300 казакам становище в городе Келеберде, а остальным приказал разойтись по домам малороссийских родичей и свойственников своих.

Но что значило это одолжение гетмана для трехсот казаков, когда вся масса запорожского войска не знала, чем ей существовать и когда она, жаждавшая войны с басурманами, вернулась в Кош ни с чем и могла ожидать нападения на Сечь от самих татар? Хотя Москва и не забыла прислать запорожцам обычное жалованье (оно прислано было в половине октября через подьячего Протопова), но это было не жалованье, а убогая милостыня: по одному аршину сукна да по два злотых на казака, отчего и выходило, что с ханом выгоднее было запорожцам иметь дело, чем с Москвой: от хана зависели и обмен полоняников, и охота на зверя, и ловля на рыбу, и добыча на соль.

Узнав о перемене настроения запорожских казаков, гетман Мазепа поспешил сообщить о том в Москву. В своем письме, писанном января 5-го дня 1695 года, гетман доносил, что запорожцы «за поводом нынешнего кошевого атамана» подлинно примирились с басурманами; что торговые люди, живущие в городах Украины, вследствие этого начали тайно уходить со своими товарами, годными для продажи, из украинских городов в Крым. Ввиду этого гетман отдал приказ останавливать купцов на проезжих дорогах и брать их в тюрьму, а купеческих проводников в Батурин для показания присылать; над запорожцами же, которые, пользуясь указом, данным еще за царя и великого князя Алексея Михайловича, проводят зимы с конями в местечке Келеберде, велел малороссийской старшине «пильное око иметь».

Известив царей о положении дел в Сечи, гетман Мазепа не оставил в покое и самих казаков: он отправил им лист и в том листе настойчиво советовал отстать от крымского хана, взамен того собрать отовсюду все свои силы и ждать предпринимаемого царями похода под турецкий город Азов, где казаков ждали и слава, и добыча, и несомненный успех.

Вслед за гетманским листом послана была февраля 8-го дня кошевому атаману Петру Приме и всему войску низовых казаков грамота от самих царей. В той грамоте говорилось о том, что царям чрез присланных в Москву куренных атаманов Федора Кахеновского (вероятно, правильнее Кохановского) да Дементия Величковского учинилось известно о намерении двух крымских султанов идти войной на украинские царского величества города. За такое известие цари и кошевого атамана Приму, и все запорожское войско милостиво похваляют и поощряют. Зато не одобряют цари намерение запорожских казаков за их «пересылки с басурманами о мире». Запорожцы, помня свое обещание, без указа царского величества перемирия с басурманами не должны чинить и тем бесславия на себя не наводить, а всеми мерами, сухим и водным путем, над ними воинские промыслы чинить, за что запорожскому войску и теперь уже послано царское денежное жалованье, да и на будущее время казаки не будут забвенны от царей.