Высказавши Мазепе все, что было на душе, запорожцы сделались несколько уступчивее в отношении гетмана, а гетман, в свою очередь, стал несколько внимательнее в отношении запорожцев. В Москве также отнеслись к запорожцам благосклонно и нашли нужным послать им подарок – сто половинок шиптуховых сукон; в это же время приказано было послать подарок в 30 рублей и бывшему кошевому атаману Федору за его царскому величеству верную службу.
С царским подарком послан был подьячий Лука Хлопенский. Выехав из Москвы в начальных числах сентября, подьячий прибыл в город Батурин и там вручил сукна гетману Мазепе, а сам вернулся в Москву. В Батурине, при осмотре пожалованных сукон, оказалось, что три половинки их были запачканы дегтем. Гетман, узнав о том, сильно обеспокоился этим обстоятельством, но все-таки нашел нужным отправить целиком царский подарок запорожскому войску и препоручил исполнить это дело одному из самых хитрейших людей своего регимента, казаку Сидору Горбаченку. Горбаченко, выехав из Батурина и добравшись до Запорожья, остановился в семи милях от Сечи и оттуда послал о себе известие кошевому атаману Семену Рубану. Кошевой атаман Семен Рубан, по получении известия о прибытии гетманского гонца, собрал большую войсковую раду и для устранения могущих произойти между казаками беспорядков отдал приказание по всем куреням запечатать все шинки со спиртными напитками. Прибыв в Запорожскую Сечь, Сидор Горбаченко явился прямо в раду, собранную, по обыкновению, на главной площади в виду сечевой церкви. Помолясь на церковь и поклонившись на все четыре стороны честному товариству, Сидор Горбаченко вручил кошевому гетманский лист и просил «вычти» его на раде. Кошевой атаман, взяв в руки тот лист, передал войсковому писарю, и писарь вычитал его перед всем товариством. Казаки выслушали весь лист до конца, благодарили великих государей за присланный подарок; осмотрели подарки и нашли, что раньше того никогда от царей не было присылаемо такого хорошего сукна. Но писарь и судья, заметив три половинки сукна запачканными дегтем, поспешили спрятать их под спуд и объявили казакам, чтобы они расходились по своим куреням, потому что сукна и без их присутствия будут приняты все сполна.
Октября 23-го числа гетман Мазепа извещал через почту государей о добром расположении к нему запорожских казаков и о том, что они вновь выступили врагами басурман. Так, в это время бывший кошевой атаман Филон Лихопой разбил турок, находившихся в Кызыкермене, и взял нескольких человек из них в полон; запорожцы через гетмана просили государей о дозволении размена пленных казаков на пленных басурман. Одновременно с Лихопоем действовал против татар и бывший кошевой атаман Федько, перед этим бивший челом великим государям за «пребогатую монаршескую милость» и обещавшийся за то верно служить царскому престолу. Федько послан был самим гетманом с отрядом казаков «под неприятельские жилища для добытая татарского языка и для проведания о намерениях и замыслах неприятельских». Вследствие больших снегов и крепких морозов Федько долго, однако, не подавал о себе никаких известий, но потом одна часть его товариства вернулась в города, а другая вместе с самим Федьком осталась у устья реки Днепра, близ неприятельских жилищ, «для чинення дальнейших поисков о языке».
Но гетмана заботила в это время кроме Запорожья еще и сама Малороссия. В Малороссии в то время всех занимал так называемый арендный вопрос. Как известно, гетман Мазепа отменил «оранду», в виде временной меры, лишь на один год. По истечении года он собрал в Батурине старшин, и когда выяснилось, что сбор денег с торгов и шинков принес гораздо меньше доходов, нежели прежде, то гетман поставил вопрос, как быть в этом случае. На такой запрос генеральная старшина отвечала так, что выгоднее и менее для населения разорительна аренда, нежели пошлина. Тогда гетман напомнил старшине, что такое решение вопроса снова вызовет неудовольствие со стороны запорожских казаков. На это гетману ответили тем, что запорожцам до того никакого дела нет, да и к тому ж они и у себя допускают такую же «оранду», какая существует в городах: от всякой куфы или бочки наличного количества вина они отбирают целую треть на старшину и на куренных ата манов, а остальное велят продавать по установленной войском цене. Но Мазепа, не довольствуясь таким ответом, отобрал мнения на этот счет и от простых людей, и когда большинство и здесь подало свои голоса за «оранду», тогда гетман обратился за утверждением такого решения в Москву.
Тем временем весть о сношениях гетмана с Запорожьем скоро дошла в Крым и была принята там как дурной для татар знак. Вследствие этого в начале января 1694 года кызыкерменский бей написал кошевому атаману Семену Рубану письмо с уверением добрых чувств к запорожскому войсковому товариству и с просьбой о присылке в Кызыкермень пленных татар.
Что ответил на то бею кошевой – неизвестно. Но того же января 24-го дня Семен Рубан послал благодарственное письмо Мазепе за присылку в новосооруженную «в целом деисус иконным изображением» в сичевую церковь Св. Покрова жертвенника, воздуха и светильников для престола; извещал о посылке к гетману четырех пленных турок и о возвращении в Крым из Белогородчины хана «под час рождественских свят».
Но едва прошло после этого несколько дней, как в Сечи снова началось брожение среди казаков. В это время кошевой атаман получил обширный лист от беглеца Петрика с новым приглашением идти на борьбу с Москвой. С получением письма Петрика в Запорожье опять поднялся спор: одни хотели идти за Петриком, другие отказывались от того. Всех больше тянули к Петрику временно проживавшие в Сечи ватажные промышленники, пришедшие туда из малороссийских городов: «Это такие люди, что, живучи на Украине, не смеют языка раскрыть там, а как только заберутся в Сечь, откуда у них плодятся речи и рассказы, возбуждающие к бунтам! Иной мелет спьяна, а иной хоть не пьет, дьявольский сын, да без пьянства горечью дышет, собака, и не токмо что на гетмана и на панов, но и на самих монархов с желчью слова говорит».